Исторический проект «Из исторического и духовного прошлого кубанского казачества»
Як рыбу на Кубани ловылы

По свидетельству кубанского историка И.Попко: « …В те времена, как казаки свободно промышляли, по их выражению, добувались в войсковых рыболовных водах, порядок в рыболовном деле был такой: забродчики не договаривались на денежную плату, как наемники, но работали на долю, «на добычь», разделяя с производителем промысла успех и неудачу пополам. Для них этот промысел был тираж лотереи, положенной в закрытую урну моря. Черноморские, так же точно, как и запорожские казаки, не принимали в свой язык обыкновенного выражения: ловить рыбу; вместо того они живописно изъяснялись: «Добуваться, ити на добичь». Они возвышали в своем взгляде и в своей речи трудный, опасный и неверный, как сама война, рыболовный промысел. Вооружась веслом и неводом, они проникались молодецким одушевлением, как бы шли на победу и завоевание, – и действительно, окончание каждого рыболовного периода праздновалось у них, как возвращение из похода с победой и завоеванием».
Ф. Щербина описывает одного из забродчиков в своих воспоминаниях:
«На Явтуха, как говорили, «находило», находило так, как на тихую блестящую широкую речку Албаши в Деревянковке находила буря, поднимавшая в ней шумные и покрытые белою пеною буруны. Зимою, когда все работы по хозяйству сводились почти к одному кормлению скота, Явтух скучал и, если не пил горькую, с нетерпением ожидал масленицы, когда сорганизовывались и пополнялись забродческие ватаги на весенний уловы рыбы в Азовском море. Тогда Явтух бросал наше хозяйство, нередко не предупреждая даже матери об этом, поступал в ватагу и кутил вместе с товарищами на те деньги, какие были у всей компании. Случалось так, что в пьяном виде Явтух и на море уходил из Деревянковки. Проходило месяца три или около этого, и Явтух, в компании своих товарищей по ватаге, снова показывался в Деревянковке. Это возвращение совпадало с позднею весною после Пасхи, когда ватага прекращала весенний улов рыбы. С приходом в станицу Явтух не отставал от той части ватаги, члены которой не имели собственного хозяйства и своих семей.
Но когда я учился в Екатеринодаре, родная сестра Домочка и двоюродная сестра Марфа рассказывали мне об одной проделке Явтуха, которая взбудоражила всю станицу и смотреть на которую деревянковцы так же сбегались, как сбегались они при появлении в станице медведей с цыганами. Явтух купил целую штуку ситцу в 18 аршин длиною, привязал один конец сзади к поясу и, распустив весь ситец, как длинный хвост, танцевал с ним вдоль по улице, волоча его по грязи. Эту забаву публики придумал, однако, не Явтух. Далеко позже, когда я изучал южнорусские артели, и в том числе забродческие ватаги, забродчики рассказывали мне, что таким же забавам предавались вообще забродчики старого закала и что будто бы некоторые из них передавали, «шо так робыла и сирома в Запорижжи», не жалея ни денег, ни материи - «гуляла вовсю».
В детстве я был свидетелем, как Явтух относился к критике моей матери на такой разгул забродчиков.
И шо вы, забродчикы, выробляетэ, на шо гроши на водку так тратытэ, та всих пьянымы робытэ? - говорила она Явтуху.
- Инакше нам, - говорил Явтух, - нэ можна. Такэ завэдэння у забродчикив. Колы гулять, так гуляйтэ вси вкупи, як вкупи и рыбу ловылы. - - Як же я можу од товарищив оддилятыся?
- Ну, й найшов же товарищив - пьяныць, - с нескрываемым пренебрежением выразилась мать.
- Воны, матушко, выбачайтэ, нэ пьяныци, а таки ж людэ, як и вы, - заговорил с явным задором бывший навеселе Явтух, чего он никогда не позволял себе в трезвом виде.
- Вам цэ в дывовыну, а нам воно по сэрцю и по нраву; цэ ж наша воля. В ватази мы вси ривни, одын тилькы отаман старший, и вси мы слухаем його, бо сами ж и выбираем. Так хиба ж цэ казна шо? Того и тягнэ нас в заброд, мы покы забродчикы и порядкы свойи маемо.
Учитель К. Новиков вспоминает: «Обнаружилось, что в семейном архиве у двух учениц, Вики и Дины Лукьяшко, имеются заметки об истории семьи, записанные их прадедом еще в годы юности (примерно в 30-е годы ХХ века) со слов его старших сородичей. При помощи этих заметок, сведенных в довольно толстую папку, имелась возможность узнать об истории нескольких семей вплоть до 1650 года! Уверяю вас, это архиинтересно для историка! Большинство предков автора заметок было родом из Поволжья. Затем, в середине ХIХ века, они переселились на Кубань. Так вот, рассказ о Черном Ерике касался воспоминаний бабушки автора, Е.Ф.Лобко (в браке Сердюк, потом, по второму браку, Зубихиной), и ее второго мужа И.Зубихина. Зубихин проживал в ст. Курчанской, а потом, женившись на уроженке Черного Ерика (в 1883 году), переехал с нею в ст. Петровскую, где и прожил до 1920 года, скончавшись в том же году в 70-летнем возрасте. Действительно, в глухом месте, каковым являлся затерянный в плавнях Черный Ерик, находили себе приют представители низов тогдашнего общества. Сама Евдокия Федоровна была дочерью мелкого купца, которого в коммерческих странствиях занесло из Черниговской губернии в низовья Кубани. Ее муж вспоминал: «Приехал я к невесте свататься, а она сидит в сарае в мужских штанах, вся замусолена, в рыбной чешуе, и таловерчит (пластает рыбу, отделяя внутренности), бросает ее в чаны для засола». После прекращения агрессивного вылова рыбы, когда вся разношерстная публика лишилась работы и отправилась искать счастья в другие места, Черный Ерик и подобные ему места остались практически незаселенными. Лишь со временем заполнились они поселенцами".
Источник: Материал из групп Вконтакте «Кубанская балачка», «Вэсэли бэ́сэды у Дида Хомы Мыгычко»